Молога

Я вспоминаю город па реке,
Его тишайшим называли.
А. Чивилихин

1. ИЗ ДИНАСТИИ СВЯЩЕННИКОВ, ДОКТОРОВ И УЧИТЕЛЕЙ

Гордиться славой своих предков не только можно, но и должно,
не уважать оные есть постыдное малодушие.
А. Пушкин

Мой прадедушка Воротилой Андрей Васильевич родился в 1829 г. в Мологском уезде Ярославской губернии, умер в 1911 г. При поступлении в духовное училище ему предложили сменить фамилию, и он стал Рождественским. А его младший брат Константин (1842 г. рождения) учился в светских заведениях и фамилию сохранил. В 1889 г. Константин Васильевич стал ректором Казанского университета.

По окончании духовного училища Андрей Васильевич Рождественский женился на Елизавете Иосифовне Афетовой (1839-1920 гг.) и стал служить псаломщиком. У него был очень приятный голос, и он пел на клиросе. В семье Рождественских родилось 13 детей, но выжили только четыре сына и две дочери. Трое из сыновей стали священниками, а старший, Дмитрий Андреевич, мой дедушка, выучился на фельдшера. В монастырской аптеке, где он работал, дедушка познакомился с Юлией Михайловной Золотаревой (1857-1925 гг.), которая стала его женой и моей бабушкой. Отец бабушки Михаил Алексеевич Золотарев служил священником в селе Борисоглебском. Это прекрасное место на Мологе. В гостеприимный дом о. Михаила в пасхальные и в летние каникулы приезжал младший брат Алексей Алексеевич Золотарев, известный рыбинцам как протоиерей Спасо-Преображенского собора. Нередко ему и его другу Константину Ворошилову (брату моего прадеда) приходилось ходить более 80 верст пешком от города Рыбинска. В Москве сейчас живут потомки мологской ветви Золотаревых. Это семьи Сотина Бориса Сергеевича и Березниковского Игоря Дмитриевича.

Юлия Михайловна имела только домашнее образование, но очень любила читать. Даже в последние годы ее жизни она увлекалась чтением и дедушка ей говорил: "Тебе евангелие надо читать, а ты все романы читаешь". Умерла она в феврале 1925 г., не дожив до моего рождения 5 месяцев. В семье дедушки и бабушки было семеро детей. Сын священнослужителя, дедушка был верующим человеком, но от детей не требовал строгого соблюдения постов и хождения в церковь. Помогал им развить положительные интересы и наставлял: не грубить, не врать, не воровать, не делать и не желать зла другим людям, любить труд и честно трудиться.

Около дома он содержал пчел и ухаживал за ними. Мой дядя рассказывал, что будучи мальчиком, он помогал отцу ухаживать за телочкой. Она была искусственно заражена коровьей оспой, и дедушка использовал соскоб с кожи ее при приготовлении вакцины для прививок против натуральной оспы. Дедушка сам готовил мази, микстуры и, естественно, лечил больных. Как медику, ему приходилось участвовать в расследованиях вместе со следователем А. А. Корсунским, женой которого была сестра певца Л. В. Собинова.

Дедушка вел записи о погоде и о том, когда вставала и вскрывалась Волга. (Сохранилась его записная книжка.) В свободные часы он играл на скрипке, а его сыновья на мандолине, балалайке. Мама моя играла на гитаре и пела. А моя бабушка со своей сестрой Глафирой Михайловной исполняли романс "Не искушай меня без нужды..."

В молодости дедушка участвовал в военных действиях и был награжден орденом Святого Георгия IV степени. Этот орден, старенькие часы, компас и другие старые предметы лежали в ящике на чердаке. Мне все хотелось их разобрать, чтобы понять как устроены эти мудрые вещи.

Большая семья дедушки жила за счет его фельдшерского жалования (конечно очень нуждалась) и все же его дети, пять сыновей и две дочери, получили образование. Моей маме помогли кончить 8-й класс гимназии (платный) Мария и Николай Морены - дети одной из сестер моей бабушки. Жили они в Харькове, Мария Ивановна Морева была учительницей, а ее брат Николай Иванович - юристом. Он кончил Ярославский лицей. Был у бабушки и единственный брат Александр Михайлович Золотарев - врач в Мологе. Умер в 1890 г. и похоронен на мологском кладбище.

2. СЕМЬЯ КАРАВАЕВЫХ

Моя мама, Юлия Дмитриевна Галактионова, урожденная Рождественская (1895-1983 гг.), окончила Мологскую гимназию в 1915 г. и стала работать учительницей в деревне Бор-Тимонино, затем в селах Пчелье и Станилово. Однажды в Станилово, по делам службы, из мологской милиции приехал Галактионов Роман Константинович и познакомился с моей мамой. В 1918 г. они поженились и мама стала учительствовать в Первой Советской школе города Мологи. Но замужество длилось недолго. Роман Константинович простудился и умер от скоротечной чахотки. Вскоре умерла и их маленькая дочь. Эти скорбные потери свалили с ног мою маму. Немалых трудов стоило ее тетям Афетовым из села Боронишина поставить маму на ноги. После перенесенных потрясений она не могла больше работать учительницей и поступила в уголовный розыск машинисткой, а потом в госбанк по той же специальности.

В 1924 г. она познакомилась с Караваевым Анатолием Семеновичем (1890-1947 гг.), моим папой, и соединила с ним свою жизнь.

Отец мой, Караваев Анатолий Семенович, родился в Санкт-Петербурге, но корни его тоже происходят из Мологского уезда. Его отец, мой дед, Караваев Семен Васильевич (1853-1917 гг.), проживал в деревне Ольхово Рожаловской волости Мологского уезда. В 1874 г. он был призван на военно-морскую службу. Служил на Черном море и на Балтике, а в 1883 г. был уволен в запас. Он остался в столице и поступил работать на пороховой завод, а в 1885 г. женился. Был у Семена Васильевича свой домик, но в 1917 г. сгорел. Анатолий Семенович (мой отец) работал в это время счетоводом на железной дороге Кавказа. Вернувшись в Питер в 1918 г., он застал только свою мать, которая жила с семьей ее сестры. Но вот пути-дороги привели Анатолия Семеновича в Мологу, где в Манеже он и познакомился с моей мамой.

Через год совместной жизни родилась я. Отца все время тянуло на родину, и в 1925 г. наша семья уехала в Ленинград, где в 1927 г. родилась моя сестра Таня. Получить хорошее жилье в Ленинграде не удалось, а у дедушки был в Мологе свой домик с участком земли, из которого все его дети разъехались. Он плохо себя чувствовал и просил маму приехать к нему, хотя бы на некоторое время. Осенью 1930 г. наша семья вернулась в Мологу. Помню маленький домик с русской печкой, с глиняным рукомойником, подвешенным на веревочках в сенях, и большую кадушку с моченой брусникой и яблоками. 13 декабре 1930 г, наш 85-летний дедушка скончался. Два дня две монашки попеременно читали молитвы у гроба дедушки и с ними были мы - девочки пяти и трех лет, а родители на работе. Похоронили дедушку на ближней к Московскому переулку части кладбища. Всю зиму я и сестра оставались в доме одни.

Но вот пришла весна и мы познакомились с нашим участком. Домик находился на Волжском переулке дом № 4. За задней границей участка возвышался ряд вековых лип, которые хорошо защищали нас от холодных северных ветров. Слева к нам примыкал участок Шишкиных, а справа - большой и добротный дом Иевлевых.

Наш домик был маленький, с двумя комнатками и кухней. После смерти дедушки папа сделал большой ремонт дома. Русскую печь переделали на плиту с духовкой, и маленькая комнатка превратилась в уютную детскую. Стены во всем доме оклеили новыми обоями.

Фасад дома выходил па южную сторону, и в комнатах было светло и уютно. В центре большой передней комнаты стоял раздвижной стол, а слева у стены старинный резной диванчик. Передний левый угол занимал письменный стол, рядом стояло дедушкино кресло, у окна в кадке росло винное дерево, слева и справа от углового шкафчика правого угла стояли круглые альбомные столики, чуть правее, недалеко от буфета, находилась моя фисгармония, в заднем левом углу стояла двуспальная кровать. В детской комнате, кроме двух наших кроватей, стоял стол для занятий и книжный шкаф.

3. ПАМЯТЬ ДЕТСТВА

И сегодня порою нам кажется,
Что не кончился радостный век,
Что в санях по Мологе мы катимся,
И кружится Рождественский снег.
С. Хомутов

Летом 1931 г. меня с сестренкой устроили на детскую площадку, а потом в детский сад. Хорошие воспоминания остались о детском садике. В 1933 г. поступила в школу им. Крупской в класс Волковой Екатерины Александровны. Дома меня учили играть па фисгармонии. Учительница Вера Николаевна познакомила меня и с роялем. Водила меня в какое-то учреждение на Республиканской улице. Солнечное детство на мологском приволье оставило массу приятных воспоминаний. Летом мы целые дни проводили на реке. Папа нам разрешал купаться на Волге, но частенько говорил: "Ну, девчонки, если утонете, то домой лучше не приходите, выпорю так, что небу будет жарко". Этот полушутливый полусерьезный тон нас смешил, но все же дисциплинировал. Купались мы до синевы, а потом по шейку зарывались в горячий песок и блаженствовали. Однако к приходу родителей с работы мы спешили домой. Зимой папа устраивал ледяную горку во дворе дома, но мы часто бегали с санками и лыжами кататься со склонов старого бульвара.

Очень интересным было и общение с родителями. То мы в чем-то помогали им в саду и на огороде, то ездили сажать или выкапывать картошку на Бабьи горы, то ходили в Манеж смотреть, как артисты репетируют сцены из народных спектаклей. Мологжане помнят, как интересно и красочно в зале Манежа оформлялись сельскохозяйственные выставки. Тогда в нашем доме появлялись краски, ватман, клей, карандаши и прочие материалы. Родители хорошо рисовали и большая комната превращалась в художественную мастерскую. Мы с интересом наблюдали, как на чистой бумаге появлялись красивые буквы и слова, а под ними вырастали столбики графиков, украшенные овощами и злаками. Мы всей семьей ходили на открытие выставки. Приятно было узнавать в экспонатах работу родителей. Когда начинался ледоход, мы всей семьей шли на бульвар. С Волги доносился шум ломающегося льда, а на Мологе стремительно увеличивались закраины, и вскоре волжская вода устремлялась в Мологу, увлекая за собой льдины, которые налезали друг на друга. Когда спадала вода, мы шли на берег, где оставались льдины, все пронизанные лучами солнца и состоящие как бы из трубочек. Мы ударяли по ним палочкой, и они рассыпались, издавая чистый и звонкий звук. А летом были теплые дожди! Мы выбегали в одних трусах и принимали этот естественный душ. Если папа был дома, то и он присоединялся к нам.

Работал папа бухгалтером в конторе Госсортфонда, которая находилась в здании элеватора в Заручье. По утрам за папой приезжал ездовой. Коня звали Гришкой. Мы выносили ему сахар, и он брал его с ладоней своими толстыми и мягкими губами.

В грибную пору родители нанимали лошадь для поездки в дальние леса и привозили несколько больших корзин отличных грибов. Дома начинались хлопоты по их переработке. Грибов было достаточно как для жарки, так и для солки, маринования, сушки.

При доме у нас были куры и три улья пчел. Мама ухаживала за ними и брала меня с собой. Мне было интересно смотреть в открытый улей. Когда созревал мед, родители приносили от соседей медогонку и мы с радостью смотрели, как густым золотым потоком льется мед. Мама наливала нам его в розетки и говорила: "Ешьте с хлебом или запивайте водой". Но мы не слушали, и сестренка, управившись первой, хваталась с криком за горло, а я с опаской отодвигала розетку. Лакомились мы зеленым луком с солью и ржаным хлебом, а также щавелем, сладким горохом, стручки которого ели целиком. Свежую морковку протирали ботвой и с аппетитом хрупали. Конечно, лакомились ягодами и яблоками из своего садика.

4. ЗА САМОВАРОМ

Манят тишью опять переулочки,
И опять из-за рам, как и встарь,
Пахнут сдобою теплые булочки,
И румянится хрупкий сухарь.
В. Немцевич

Около дома росли липа, клен, береза, черемуха, рябина, кусты шиповника, сирени, розы. Был небольшой огород и фруктовый садик. За широко разросшимся кустом сирени, в обрамлении чайного дерева, вишни и цветочной клумбы был уютный уголок, где висел гамак, стояли стол и скамейки. В летние вечера, после семейного купания на Волге, мы усаживались за этим столом и до самой темноты пили чай из шумевшего самовара, на столе всегда стояла вазочка с сотовым медом и пироги или коврижка. Из темных кустов доносился стрекот кузнечиков, и было там таинственно и страшновато, а здесь, рядом с родителями, тепло и уютно.

В эти вечера, а также в выходные дни, приходил к нам кто-нибудь из родственников или знакомых. Часто была у нас и моя крестная Иванова Екатерина Ивановна. Она жила раньше в доме городского головы в качестве экономки, а после кончины его супруги бывшая экономка стала женой Иванова.

Крестным моим был племянник Николая Александровича Морозова (знаменитого узника Шлиссельбургской крепости) - Валентин Валентинович Мясищев. Он учился в кадетском корпусе, а в Мологе в советское время работал в суде, после переселения жил в городе Данилове.

Заходила к нам Анюта Клеменц, дочь хозяина винокуренного завода. После революции их семья была выселена в небольшой домик на окраине города.

Часто бывала у нас Назимова Ольга Ивановна и ее сын Николай. Тетя моей мамы Каменская Липа Андреевна и ее дети Тоня и Гоша были всегда любимы и желанны в нашем доме.

Нередко на чай заходили и подруги мамы по гимназии, и просто знакомые. Приезжали к нам и родственники из Ярославля, села Каменник, а с папиной стороны -из Ленинграда. Особенно запомнились приезды дяди Бори - брата мамы.

5. ЭХО МОЛОГИ

И скоро на этом просторе
В содружестве ветра и мглы
Косматое Волжское море
Поднимет седые валы.
С. Марков

Приближался трагический конец города Мологи, и в 1936 г. управление Госсортфонда перевело папу в г. Вичуту Ивановской области. Нам, детям, интересно было увидеть новые места, а родители тяжело переживали расставание с Мологой и родным домом, который подлежал слому. Осенью этого года вся семья переехала на новое место жительства на частную квартиру. Мама грустила, хоть и не показывала виду. Только на наши просьбы спеть под гитару отвечала: "И без песен рот тесен". С той поры мы не слыхали ее приятного пения. Весной 1937 г. родители ездили в Мологу за картофелем, оставшимся на хранение в специальной яме. Дом уже был сломан, а сад весь в цвету. Много было вложено в этот маленький, но очень уютный дом, в этот душистый и красивый сад, где так счастлива была наша семья.

Летом 1937 г. Молога отозвалась очень неприятным эхом. По какому-то мологскому делу, в котором был замешан бывший заместитель отца по работе Бем (не помню имени и отчества), папу арестовали и увезли в Рыбинск. На новом месте нам очень тяжело было в материальном отношении - на одну мамину зарплату. К счастью, в конце 1937 г. папу без суда освободили и восстановили на работе. В 1937 г. управление Госсортфонда переводит папу в г. Кинешму. И вот мы опять живем в городе на горячо любимой Волге, да и дядя Боря уже жил там. Он очень дружен был со своей сестрой, нашей мамой, и в трудные периоды жизни оказывал посильную помощь.

6. ДЯДЯ БОРЯ

Проснись же, народ,
И прозрейте, рабы,
Уж слышится истины слово.
Довольно вы гнулись
Под игом судьбы -
Разбейте скорее оковы.
Н. Морозов

Борис Дмитриевич Рождественский (1883-1978 гг.) был старшим сыном моего дедушки. Во время учебы в фельдшерской школе в Ярославле (с 1902 г.) он увлекся революционным движением. Кстати, он учился вместе с сестрой Л. В. Собинова - Александрой Витальевной, которая по окончании учебы работала в больнице Мологи.

За революционную деятельность Бориса Дмитриевича, по требованию губернатора, уволили через два месяца работы фельдшером в селе Некоуз. После службы в армии судьба опять привела его в Ярославль, в лазарет кадетского корпуса, где он снова окунулся в революционную работу. В 1906 г. за организацию типографии и хранение оружия его арестовали. Весной 1908 г. за принадлежность к РСДРП Бориса Дмитриевича сослали на север Иркутской губернии. Весной 1912 г. он бежал из ссылки во Владивосток, а через год уехал в Индию.

В 1914 г. он писал из Индии: "Здесь, за границей, не зная достаточно языка, трудно достать работу, особенно европейцу, т. к. европейцы здесь - баре, и черной работы вы не получите, как бы ни просили. Если и удастся пристроиться, то лишь надсмотрщиком за черными..." Через год он поступил на английский корабль. Из Южного Уэльса, где он, видимо стал тогда жить, приходили письма и денежные переводы родителям. В 1918 г. он вернулся в Россию и сразу же был мобилизован в Красную Армию. После разгрома армии Врангеля Наркомздрав направил Бориса Дмитриевича в Казань на борьбу с тифом и холерой. С 1922 но 1926 г. он учился в Государственном институте медицинских знаний в Ленинграде. С июня 1926 г. работал заведующим участковой больницы в селе Мокрая Бугурна Симбирской губернии и в Симбирске (Ульяновск). В 1932 г. Наркомздрав командирует его на ударную стройку Комсомольска-на-Амуре врачом-бактериологом и заведующем санитарной бактериологической лабораторией. После окончания договора в 1937 г. он работал врачом-эпидемиологом города Кинешмы. В 1955 г. Борис Дмитриевич, в возрасте 72-х лет, вышел на пенсию. Во время революционной деятельности в Ярославле он познакомился с Софьей Германовной Хренковой. Она тоже была арестована и в знак протеста против какого-то обвинения облила себя керосином и сожгла в тюрьме. Ее хорошо характеризует писательница В. И. Дмитриева: "Хренков по характеру человек мягкий и добрый - отвергал террор... его жена - Софья Германовна, урожденная Гопфенгауз - прирожденная бунтарка, с горячим боевым темпераментом и скорая в действиях..." Ее младшая дочь, после трагической смерти матери, заболела менингитом и в 16 лет потеряла слух. Борис Дмитриевич считал себя обязанным жениться на ней в память о ее матери. Несколько раз она, тоже Софья, отказывала ему, не желая быть обузой, но в конце концов они поженились. Жили очень дружно в любви и согласии. Софья Иосифовна называла своего Боречку "золотом высшей пробы".

Двадцать лет прошло, как нет дяди Бори, но живет в Москве его дочь, тоже Софья, но Борисовна, по профессии этнограф, доктор исторических наук. В Москве же живут ее сын, внучка, а теперь и правнук.

В 1983 г. не стало моей мамы, и я увидела ее старый паспорт. В паспорте (я его сдала в музей) написано: "Потомственная почетная гражданка г. Мологи". Слово "потомственная" означает, что дедушка Дмитрий Андреевич Рождественский был удостоен звания Почетного Гражданина Мологи. Добрые дела моего дедушки по лечению людей и изготовлению вакцины против натуральной оспы не остались незамеченными. Известно сейчас, что на земном шаре нет больше этой страшной болезни, и я рада, что дедушка и дядя внесли свой вклад в победу над ней.

У меня большая родословная со стороны родителей моей мамы. Многие из родных достойны уважения. Среди них есть учителя и даже заслуженные работники народного образования, награжденные орденами Ленина. Семьи родственников-священнослужителей не имели ни работников, пи прислуги. Сами трудились и в поле, и в своих хозяйствах. По силе возможности, помогали друг другу материально, хоть зажиточных среди них и не было. Всегда дружные, доброжелательные друг к другу и к другим людям, - ни ругани, ни зависти, ни злобы не было в этих семьях.

Думаю, что основной характеристикой всех и были эти добрые черты, да еще стремление к знаниям, к учебе, ко всему прекрасному.

("Молога", Литературно-исторический сборник. - Рыбинск, 1999 г.)