Рабиндранат Тагор

Проблема зла
(Парафраз одноименного эссе Рабиндраната Тагора)

1. Вопрос, почему существует зло, и вопрос о причине несовершенства один и тот же. Другими словами, это вопросы о том, для чего существует мир. Мы должны предположить, что иначе и не могло быть, что творчество должно быть несовершенно, должно быть постепенно.

Поставим главный вопрос: является ли несовершенство предельной истиной, признавать ли зло безусловным и конечным? Река имеет свои пределы, свои берега, но состоит ли она из одних берегов, являются ли берега конечным пределом реки? Содействуют ли преграды сами по себе поступательному движению воды?

Ход мира имеет свои пределы, иначе мир не мог бы существовать, однако его цель не заложена в пределах, его ограничивающих, но в его движении, которое стремится к совершенству. Не то удивительно, что в мире должны быть препятствия и страдания, но то, что в нем есть закон и порядок, красота и радость, благо и любовь. Понятие о Боге, присущее человеку, есть чудо из чудес. Человек почувствовал в глубине своего существования, что кажущееся несовершенство - проявление совершенства, точно так же, как человек, одаренный музыкальным слухом, воспринимает совершенство музыки, тогда как дилетант слышит лишь чередование не имеющих смысла звуков. Человек разгадал великую загадку, что все сущее не ограничено этими пределами: оно вечно движется вперед и вследствие этого движения ежеминутно теряет свою предельность. Действительно, несовершенство не есть отрицание совершенства, предельность не противоречит беспредельности. Это целостность, проявляющаяся по частям, откровение беспредельного в предельном.

Страдание как чувство нашей конечности не есть нечто неустранимое. Оно не составляет, подобно радости, цели в самом себе. Испытав страдание, мы узнаем, что с ним не связано незыблемое существование мира. Страдание равносильно заблуждению. Если проследить историю развития науки, то обнаружишь целый лабиринт ошибок и заблуждений. Однако никто не говорит, что цель науки создавать заблуждения. Ее цель состоит в утверждении истины, а ошибки неизбежный продукт поисков - они блекнут в свете истины и отмирают. Так же и во всякой иной форме зла - оно неустойчиво, ибо не может согласоваться с целым. Под воздействием внешних факторов оно постоянно меняет свой образ. Считая его незыблемым, мы преувеличиваем его значение. Если бы возможно было собрать статистику громадного числа смертей и разложений, происходящих ежеминутно на Земле, эти итоги нас бы поразили. Однако зло, несмотря на свою необъятность, в постоянном движении. Оно не преграждает ход жизни - земля, вода и воздух обновляются вновь и вновь, и вновь и вновь повсюду торжествует жизнь.

2. Если рассматривать природу только, как бесконечную борьбу за существование, нам откроется мрачная картина природы кровожадной, "клыков и когтей, окрашенных в красный цвет". Но если не воспринимать эти фантастические образы, проходящие и мимолетные, как нечто незыблемое и вечное, то даже в центре поля битвы нам откроются совершенно другие картины: нежность и верность, любовь к детям, милосердие, сострадание, самопожертвование и множество других положительных элементов жизни.

Если бы мы обращали внимание лишь на область смерти, весь мир нам представился бы в виде огромного склепа. Но мысль о смерти нас занимает мало. Не потому, что она малоочевидна, но в силу того, что смерть это аспект жизни. Лишь индивидуальный факт смерти приводит нас в смущение, ввергая в отчаяние. Мы теряем из виду целостность жизни, частью которой является смерть.

Наблюдая ребенка, пытающегося ходить, мы замечаем неудачи его первых шагов. Если бы нам пришлось ограничить наши наблюдения коротким промежутком времени, зрелище оказалось бы мучительным. Но мы видим, что, несмотря на многочисленные неудачи, ребенок с удовольствием встает на ноги снова и снова. Видим, что он сосредотачивается не на своих неудачах, а на том, как сохранять равновесие хотя бы в течении одной-двух минут.

Подобно неудачам ребенка при первых его попытках стать на ноги, и мы испытываем страдания разного рода в нашей повседневной жизни, доказывающие нам несовершенство нашего знания. Но если бы все это служило лишь доказательством нашей слабости, мы умерли бы с тоски. Когда мы ограничиваем наши наблюдения тесным кругом деятельности, наши индивидуальные ошибки и неудачи представляются нам в большем размере, чем они являются в действительности. Но наша жизнь внушает нам идеал совершенства, увлекающий за пределы наших временных ограничений. Неугасающая вера в бесконечное в нас самих никогда не признает наше бессилие неизменным; она дерзает утверждать, что человек сохраняет свое единство с Богом, и ее безумные мечты ежедневно осуществляются.

Мы прозреваем истину, направляя наши помыслы к бесконечному. Идеал истины не заключается ни в узкой действительности, ни в наших непосредственных ощущениях, но в осознании целого. Сознательно или бессознательно, мы сохраняем в нашей жизни это чувство истины, которое всегда шире своего проявления. Наша жизнь стоит лицом к лицу с бесконечностью. Она находится в движении. Ее стремление неизмеримо шире возможности исполнения. Зло не может окончательно преградить ход жизни. Это состояние переходное, и этот переход - благо. Зло не может стоять на месте и бороться против Всецелого. Оно не является самодостаточным. Точно так же как не самодостаточны струны скрипки. На основании статистических данных можно доказать, что вероятность диссонансов превышает вероятность гармонии, и на одного человека, способного играть на скрипке, приходятся тысячи неспособных, но это не говорит о том, что струны скрипки изобретены исключительно для того, чтобы терзать слух утонченной пыткой нестройных звуков. Возможность совершенства берет перевес над противоречием действительности, над бездной несовершенства.
Несовершенство всегда частичное. Человек достигает совершенства, преодолевая зло внутри и вне себя.

3. В чем состоит добро? Каково значение нашей нравственной природы? Когда человек, расширяя область своего сознания, познает, что он гораздо более того, кем кажется в настоящее время, он начинает сознавать свою нравственную природу, начинает понимать, кем должен стать в будущем, и состояние, им еще не достигнутое, кажется ему более реальным, чем испытываемое в данный момент. При этом неизбежно изменяется перспектива жизни, наступает конфликт между высшим и низшим я, между преходящими желаниями и волей, между вожделением возбуждающих чувства объектов, и устремленностью сердца. Добро - это то, к чему устремлено высшее я. Понятие о добре исходит из более полного, истинного представления о нашей жизни, которое дает возможность объять жизнь в ее целостности, принимая в расчет не только настоящее, но и то, чего еще нет, а, быть может, что и вовсе не найдет осуществления в пределах человечества. Вот почему прозревший человек готов жертвовать настоящим ради еще не осуществленного будущего. Он становится нравственным. Нравственное чувство в человеке не только помогает ему понять, что его высшее я непрерывно во времени, но и дает ему возможность убедиться насколько слеп он был, ограничивая себя своим эго.

Поистине, человек есть нечто большее, чем он сам себе кажется. Он принадлежит личностям, которые не включены в его индивидуальность и которых он, вероятно, никогда не узнает. Подобно тому, как он чувствует влечение к своему будущему я, вне пределов настоящего сознания, он точно так же чувствует влечение к своему высшему я, вне пределов своей личности. Нет человека, не испытавшего до некоторой степени этого чувства, не жертвовавшего в своей жизни эгоистическим желанием ради другого, не испытавшего удовольствия переносить лишения и заботы ради счастья другого человека. Надо признать истину, что человек не отдельное существо, что он имеет аспект универсальный. Когда он это познает, он становится великим.

Разбойничья шайка может существовать, лишь опираясь на некое нравственное начало. Разбойники могут грабить весь мир, но не друг друга. Для достижения безнравственной цели приходится пользоваться некоторыми нравственными орудиями. Действительно, нередко наша нравственная сила дает нам власть совершать злодеяние, лишая других их несомненных прав.
Жизнь животного безнравственна, так как оно видит лишь настоящее. Жизнь человека может быть безнравственной, но она имеет нравственную основу.
Безнравственное является несовершенной степенью нравственности, точно так же, как всякая ложь содержит небольшую долю истины, иначе она не могла бы быть ложью. Слепой вовсе не видит, но видящий реальность в искаженной перспективе, видит несовершенным образом.

4. Жить для добра значит жить мировой жизнью. Кувшин воды, почерпнутый из моря, имеет известный вес. Когда мы сами окунемся в воду, содержимое тысячи кувшинов проносятся над нашей головой, но мы не ощущаем их тяжести. Чтобы поднять кувшин, заполненный личным я, нам приходится потратить собственную энергию. Страдания имеют определенный вес лишь в их личностном измерении. Для живущего мировой жизнью тяжести не существует - человек переносит любые испытания, с любовью и состраданием относится даже к своим гонителям. Это самое широкое понимание жизни, какое нам доступно. Это видение царства небесного, о котором говорит Христос. Когда мы освобождаемся от уз удовольствий и страданий, выплескивая из "кувшина" личное я, он наполняется неизреченной радостью, источником которой является безграничная любовь. В этом состоянии душевная деятельность повышена, но двигательной силой являются не эгоистические желания, а чувство радости. Это и есть Карма-Йога, о которой говорится в Бхагавад-Гите.

Когда Будда размышлял о том, каким образом освободить человечество от оков страдания, он пришел к следующей истине: когда человек достигает своего высшего назначения, жертвуя своим индивидуальным я для всемирного я, он освобождается от ярма страдания. Рассмотрим подробнее это положение.

Один из моих учеников рассказывал мне свои переживания во время бури, жалуясь на чувство угнетения, охватившее его при мысли, что природа в своем волнении обращалась с ним, как с горстью пыли. Он сознавал, что его личность, одаренная собственной волей, не имела ни малейшего влияния на происходившее вокруг него.

Я отвечал, что если бы соображения о нашей личности могли заставить природу изменить свой путь, личности пришлось бы наиболее пострадать.

Но он продолжал сомневаться, говоря, что не следует игнорировать чувство "я существую". Наше я ищет индивидуального отношения к себе.

Я отвечал, что существует отношение я к не-я. Таким образом, мы должны иметь среду, общую для нас обоих, и безусловную уверенность, что она одинаково относится к я, как и к не-я.

Вот что здесь приходится повторить. Мы должны помнить, что наша индивидуальность по своей природе вынуждена искать всемирное я.

5. Чем сильнее наша индивидуальность, тем более она стремится к всемирному, ибо величие личности заключается не в ней самой, но в ее содержании, которое всеобъемлющее.

Итак, если признавать за истину, что наша душа стремится к реальности и что наша личность не может удовлетворяться фантастическим миром, ей самой созданным, то для нее, очевидно, лучше, чтобы наша воля, распоряжаясь предметами, следовала их закону и не могла ими распоряжаться по собственному усмотрению. Эта незыблемая стойкость действительности иногда ставит преграды нашей воле и нередко ведет нас к погибели, точно так же, как твердость земной коры неизменно причиняет боль ребенку, когда он падает при первых попытках стать на ноги. Тем не менее, эта твердость, причиняющая ему боль, дает ему возможность ходить. Предметы остаются тем, что они есть, мы должны их познать, чтобы ими пользоваться. Мы можем их познать, так как они не подчинены законам нашего желания. Это знание радует нас; знание можно сравнить с руслом, по которому мы вступаем в сношения с предметами вне нас: знание нас с ними сближает, расширяя пределы нашего я.
На каждом шагу мы должны принимать в расчет кроме нас самих и других.
Индивидуальность человека не есть высшая истина для него: в человеке есть нечто мировое. Если бы ему пришлось жить в мире, где его собственное я являлось бы единственным фактором, заслуживающим внимания, он бы оказался в самом тяжелом заключении, какое можно себе представить, ибо величайшая радость для человека в возможности все большего развития путем все большего единения со всеми. Это, как мы видели, было бы невозможно при отсутствии одного общего закона для всех. Лишь открыв закон и следуя ему, мы можем стать великими, осуществляя мировое я. Но пока наши личные желания вступают в конфликт с всемирным законом, мы страдаем и остаемся ничтожны.

6. Законы природы не есть нечто нам чуждое - это законы нашего собственного совершенства. Они преграждают дорогу, когда мы слабы, когда идем против течения событий; но они на нашей стороне, когда мы действуем в единении с мировым я.

Познавая законы природы, мы приобретаем власть, наши органы чувств, наша энергия объемлют весь мир.

В нашем физическом теле присутствует начало, благодаря которому мы признаем тело своей собственностью и это же начало позволяет нам считать весь мир расширением организма. И мы утверждаем свое право на я всего мира. Мы знаем, что вся наша бедность и наши немощи объясняются нашим неумением осуществить это законное наше право. Действительно, нет предела нашей власти, ибо мы не находимся вне мировой силы, которая есть выражение мирового закона. Мы готовимся преодолеть старение и смерть, побороть страдание и нищету. Благодаря нашим научным знаниям мы на пути к осуществлению всемирного я в его физическом аспекте, и по мере нашего прогресса мы узнаем, что страдание, болезни и бессилие нельзя считать за нечто безусловное, что они являются лишь следствием нашего неумения согласовать наше личное я со всемирным я.

То же можно сказать относительно нашей духовной жизни. Когда наше индивидуальное я восстает против всемирного я, мы нравственно деградируем и страдаем. Мы гонимся за личными выгодами, желаем пользоваться преимуществами, которых никто не может с нами разделить, живем за баррикадами, наши семьи искусственные барьеры, изолирующие нас от всего мира. При этом мы считаем себя несчастными, как будто природа вещей может кого-то сделать несчастным. Мировой дух готовится венчать нас радостью, но наш индивидуальный дух этого не принимает. Себялюбивая жизнь нашего личного я возбуждает повсюду противоречия и осложнения, она нарушает равновесие общества, порождая всякого рода несчастья. Она доводит дело до того, что для поддержания порядка мы должны создавать искусственные меры принуждения и организованные формы тираний, допуская существование адских учреждений в нашей среде, ежеминутно уничтожающих нам подобных.

Мы видели, что, подчиняясь законам Мировой Силы, мы можем властвовать, убеждаясь на деле, что эта сила наша. Так, для того, чтобы быть счастливым, мы должны подчинить нашу индивидуальную волю верховной власти Всемирной Воли, чувствуя на деле, что это наша воля. Дойдя до того состояния, когда приспособление предельного в нас к беспредельному достигает совершенства, наше страдание является ценностью. Оно становится мерилом, указывающим настоящее значение нашей радости.

Наиболее важный урок, которому человек научается в жизни, состоит не в том, что существует страдание, но в том, что от человека зависит им воспользоваться во благо, превращая это страдание в радость. Этот урок не был потерян для нас, и нет ни одного живого человека, который добровольно уступит свое право испытать страдания, так как это его право как человека. Однажды жена одного бедного крестьянина горько жаловалась мне, что ее старшего сына отправляют в дом богатого родственника. Ее более всего поразило доброе намерение облегчить ее заботы, так как материнские заботы по неотъемлемому праву любви принадлежат ей одной, и она не соглашалась от них отречься ради личной выгоды. Свобода человека состоит не в том, чтобы избавиться от забот, но быть свободным считать заботы своим благом, превращая заботу в элемент своей радости. Это может совершиться, когда мы познаем, что наше личное я не выражает высшего значения нашего бытия, что в нас существует бессмертное мировое начало, которое не боится смерти или страданий, рассматривая страдания как обратную сторону радости. Познавший это убеждается, что для нас, как существ несовершенных, страдание - истинное приобретение, что оно делает нас великими и достойными занять место среди совершенных. Он знает, что мы не нищие, что каждая ценность в этой жизни оплачивается на чистые деньги - ценность власти, мудрости и любви, что страдание - символ бесконечной возможности совершенства, вечное откровение радости; человек, не способный испытывать радость страдания, опускается все ниже и ниже до последних пределов нищеты и уныния. Лишь когда мы ищем в страдании самоудовлетворения, оно превращается в зло и мстит за оскорбление, ему нанесенное, ввергая нас в нищету.

Страдание можно сравнить с весталкой: когда она занимает свое место перед алтарем бесконечности, она сбрасывает мрачные покровы и является перед взором зрителя как откровение высшей радости.

Парафраз составлен Д. Красавиным по оригинальным текстам из сборника "САДХАНА. Творчество жизни", Рабиндранат Тагор, М. Амрита, 2011

Парафраз следующего эссе